Жил я в то время уже в новой долгожданной квартире на северной окраине города, но без телефона. Звонить мне могли только по старому адресу на диаметрально противоположную окраину, южную, где остались жить мои родственники. Вспоминаю, как я несся в очередной раз туда из "Северного" к шинному, надо непременно успеть поднять телефонную трубку с заветным звонком, чтобы не сорвалось, чтобы звонивший не передумал! Звонил из Москвы невесть каким образом и откуда взявшийся организатор перелёта, который предполагалось осуществить на нашем самодельном самолёте "Горизонт" из Воронежа на подмосковный аэродром города Долгопрудное, а затем обратно. Для "большой" авиации такой перелёт не масштаб, тем более накануне осуществлено первое в мире кругосветное воздушное путешествие американского "Вояджера" без посадки, это не от Воронежа до Москвы слетать!

Попытайтесь вспомнить, кто и куда у нас в стране перелетал на самолёте собственной постройки и Вы никого не вспомните. Не вспомню и я, посвящённый в эту проблему, кроме энтузиаста Тацитурного из Ленинграда, который при содействии СМИ в начале семидесятых имел намерение перелететь из северной столицы в Москву на самодельном самолёте "Ленинградец". Дело дошло до Совета Министров СССР. Долго решался вопрос, но последовал отказ. Об этом писала тогда "Техника-молодёжи".
Дело в конечном счёте не собственно в перелёте, а в стремлении "оседлать" в частном, индивидуальном порядке конкретным человеком средства передвижения по воздуху, средства транспорта имеющего, как известно, массу своих неоспоримых преимуществ перед другими.
Несмотря на огромнейшие достижения нашего государства в области авиации военной, транспортной, малая авиация отсутствовала вовсе. Самый маленький самолёт - легендарный Ан-2, это тысяча лошадиных сил, более пяти тонн масса. Мог ли простой советский человек иметь такой самолёт для личных полётов? Были, конечно, самолёты и поменьше различного специального назначения, учебно-тренировочные, пилотажные, акробатические, но только для системы ДОСААФ. Самолёты для частников не выпускались, а на частные полёты наложен запрет. Правда, ко времени события, на котором я хочу остановиться, кое-что изменилось. Командующий ВВС страны подписал приказ о временном положении разрешающем полёты на воздушных судах нетрадиционной постройки в специально выделенных зонах, чем мы немедленно воспользовались и получили после массы согласований, уточнений и прочего возможность пользоваться аэродромом авиахимработ в с. Новосильское. Это для нас было великим событием. Теперь мы летали официально, а не, как раньше, "по-партизански". Давали заявки куда надо на полёты, получали разрешение и летали в отведённом нам кусочке воздушного пространства, при этом взлетая и садясь в одном и том же месте. Чем больше осваивали эту возможность, тем явственнее и настойчивее пробуждалось желание отправиться по маршруту. Разрешения на такой полёт не было. Были только масса ограничений и предупреждений. Не было радиосвязи, не было и умения летать по маршруту и много чего ещё не было. И вдруг приходит письмо от некоего Лопахина приглашающего организовать в подмосковном Долгопрудном слёт самодельных самолётов, их тогда по всей стране уже существовало несколько десятков . Пригласил Лопахин на слёт москвичей и нас, как имеющих известность в кругах авиасамоделыциков. Причём самолёты должны прибыть своим ходом, т. е. лётом.
В самой Лопахинской идее было много авантюрного, непонятного, несбыточного. Мои консультации по этому поводу с авиаторами-профессионалами, начинёнными знаниями многочисленных авиационных инструкций, наставлений, запретов и другой отпугивающей информацией окончательно приводили меня в смятение. С одной стороны моё непреодолимое желание лететь и только лететь, с другой бесчисленные запрещающие рогатки, не зацепиться за которые невозможно. Любой конфликт по этой части мог привести к далеко идущим нежелательным последствиям. Кое-какой опыт, надо сказать печальный, у нас уже имелся и возвращаться к нему не очень хотелось. А лететь хотелось. Поэтому я отвечал на письма Лопахина, а затем вступил с ним в телефонные переговоры. Чем больше я втягивался в организационный процесс, тем труднее мне было остановиться.
- Вы готовы к перелёту, самолёт и пилот способны выполнить такой полёт? - слышу голос Лопахина в трубке.
- И самолёт и пилот способны. - отвечаю я.
Гарантируете?
Вообще да, но у нас нет на борту связи, нет навигационных приборов.
Я пришлю вертолёт-лидировщик, у него будет связь. Примерно в таком плане шли наши переговоры и время тоже шло. Была весна. Как назло, небезызвестного Руста угораздило именно в это время приземлиться на своей "Цессне" на Красную площадь. Многие помнят этот инцидент. Он прежде всего коснулся служб ПВО, через которые нам предстояло пройти, добиваясь разрешения на перелёт. В довесок какой-то летающий угонщик на АН-2 пытался перелететь через границу одной из Прибалтийских республик. Эти события для нас были досадным подтверждением незыблемости закона Мэрфи. Тем не менее, ни Лопахин, ни я не отступались от начатого. Потом уже, по прошествии месяцев, я при случае поинтересовался у Лопахина
Как же всё-таки удалось получить разрешение на перелёт?
Нелегко. Взял на себя ответственность командующий ВВС Московского округа. Он некоторое время колебался, разрешать или не разрешать? Потом неожиданно спросил.
- А как Руст на Площадь Красную сможете? Лопахин сей же момент, ни секунды ни колеблясь, выпалил.
- Так точно, товарищ командующий, сможем, командуйте!
- Разрешаю, летите! Размашисто расписался в документе.
Тогда, да и потом всех подробностей получения разрешения на перелёт я не узнал и старался в них не вникать. Просто поверил Лопахину. Я дал гарантию на готовность к перелёту и больше занимался её обеспечением. Все выходные дни со своими единомышленниками проводил на аэродроме. Перепроверяли в десятый раз все системы, особенно двигатель. Изготовили и смонтировали дополнительный бензиновый бак. Он стоял теперь на сиденье рядом со мной. Нехитрым способом устроили контроль за количеством бензина в этом баке, всякие краны, дренаж и др.
И полёты... До сих пор они у нас были относительно короткими Надоедало подолгу кружиться над одним и тем же местом беспрерывно. Да и задача была другая. Приезжало на аэродром, как обычно много народа, а самолёт один и всего-навсего двухместный. Вот так по очереди и летали минут по десять-пятнадцать. А здесь предстояло пробыть в воздухе несколько часов, предполагалось - до пяти. Первые пробы выявили новые проблемы, например очерёдность выработки топлива из баков. Проблемы постепенно преодолевались. С каждым полётом, с каждым новым кругом над аэродромом крепла уверенность, что свои гарантии: готовность самолёта и пилота будут обеспечены.

Весело урчал мотор, весенние восходящие термические потоки ловили самолёт, подбрасывая его вверх, затем нечаянно роняли, чтобы снова поймать. Белые пушистые облака на ярко-голубом небе, внизу зелено-сочный весенний ковёр из растений. Вокруг, на сколько хватает глаз, горизонт притемнённый синеватой дымкой. Всё идёт по плану, всё в порядке, есть время полюбоваться медленно плывущей живой картиной природы с высоты птичьего полёта и как нигде почувствовать себя неотъемлемой частью этой природы. Всё неприятное, ненужное кажется таким малозначительным и оно где-то там, далеко внизу, его не видно и не слышно. Легко и свободно дышится. Хочется петь. Я пытаюсь это делать, но рокот мотора настолько басовит и громок, что свой голос почти не слышно. Тут же осознаёшь, что мотор - твой союзник, единомышленник, он заодно с тобой. Мотор тоже поёт, это песня его нелёгкого труда.
В очередной раз прохожу над ангаром. Ребята, мои соратники, уже перестали задирать головы на мои появления, лениво расселись на траве, кое-кто прилёг под ласковым майским солнцем. Гляжу на часы, пора к четвёртому развороту и на посадку. Машина легко, словно повинуясь моим мыслям, накреняется, разворачиваясь к нужной цели. Мягкое касание земли, пробежка. Выхожу из кабины, звенящая тишина, лёгкая усталость, весенние запахи. Друзья идут навстречу. Всё готово и проверено. Можно лететь в большой перелёт. Дело за организатором.
Наконец, решающий звонок. Я возвращаюсь в свой "Северный" уже не спеша, по дороге перевариваю полученную информацию. Из Москвы на наш аэродром Новосильское прилетит в качестве лидировщика Ми-8 оборудованный дополнительными топливными баками, привезёт для нас портативную радиостанцию. Дата - 4 июня от 12 до 14 часов. Вылет по обратному маршруту сразу же, без промедления. Следующий день проводим в Долгопрудном на авиасалоне, через день в обратный путь в сопровождении того же Ми-8. Самолёты остальных участников авиасалона (москвичей) будут доставлены наземным транспортом, готовых прибыть по воздуху кроме нас больше никого не нашлось.
Оповещаю своих товарищей. Осталось два дня. Завтра после работы едем в Новосильское. Проверяем всё окончательно. Заправляем самолёт по первому варианту - баки не полные (расчёт на одну промежуточную посадку). Как выяснилось, для Ми-8 наша скорость не является наивыгоднейшей, поэтому лидировщику может не хватить топлива даже при наличии дополнительных баков.
Предполётное беспокойство и тревога пытаются схватить своей цепкой хваткой, но желание свершить задуманное глушат их, растёт возбуждение. Долетит ли самолёт, как будет протекать полёт, об этом мало думалось. Больше о том, кто организует всё это мероприятие, кто такой Лопахин? Я его ни разу не видел. О себе он не распространялся. Кого он представляет? Куда вообще с этим можно "залететь"? Может быть это просто розыгрыш? Сомнения прочь! Полный вперёд! В назначенное время едем в Новосильское. Нас восемь. В вертолёте, летящем к нам только экипаж и Лопахин, свободных мест будет предостаточно.
Сергей Иванович посоветовал мне одеться цивильно. Он себе представлял, что очень важно, как будет выглядеть пилот самодельного самолёта, прилетевший своим ходом, вернее лётом на авиасалон в столицу, тем более, что такое у нас в стране впервые.
В этот день я пришёл как обычно и в чём обычно на работу, так с работы прямо и поехал на наш полевой аэродром. В сумке у меня была небольшая стеклянная бутылка с водой (пластиковых тогда ещё не было) и шоколадка (в то время-дефицит) насильно всунутая мне женой. Ехали молча, но все были возбуждены. Женя Турченко пригласил своего знакомого, оператора с телевидения. Видеокамер тогда ещё в ходу не было, но была кинокамера с некоторым, конечно ограниченным, количеством плёнки. Сергей Иванович прихватил фотоаппарат.
На нашем аэродроме тишина. На поле два Ан-вторых и те не работают. Как чаще бывает, чего-то нет. То ли бензина, то ли удобрений, может быть сломался погрузчик.
Пытаемся получить информацию по радио о вертолёте. Информации никакой. Диспетчерский пункт "Задорный", с которым у нас связь, ничего не знает. Время 13-30. Ждать и догонять, говорят, хуже нет. Но другого не оставалось. Ждём... И, вот оно. Писк и шорохи из динамика, заставляющие всех повернуться к столу заставленному радиоаппаратурой, где сидит начальник нашего аэродрома Анатолий Иванович. Слышим в громкоговорителе
- "Ирландец", борт №..., "Ирландец", борт №.... ,
- Борт №..., "Ирландец", отвечаю. - схватил микрофон Анатолий Иванович.
- "Ирландец", борт №..., следую по маршруту..., высота по приведённому
давлению ..., рассчитываю вашу точку 14-12, условия посадки. Анатолий Иванович как по писаному отчеканил нужную информацию, в конце не забыл добавить
- Четвёртый разворот доложите.
Сначала мы услышали всем знакомый звук летящего вертолёта, потом доклад по радио о четвёртом развороте, затем и сама могучая птица, размахивая крыльями-лопастями и крутя хвостом уселась недалеко от нас, куда приказал Анатолий Иванович. Из вертолёта вышли трое в лётной форме и один в штатском. Мы пошли навстречу. Рукопожатия, знакомство. Тут я впервые увидел Лопахина. Энергичный парень, немногословный, с чувством собственного достоинства , немного моложе меня. Главенство в разговоре сразу взял командир Ми-8 Виктор Коровин. С первых слов он дал понять, что времени в обрез, что до места нужно долететь обязательно сегодня. Посетовал, что Ми-8 не может перелететь без посадки, они, как оказалось летели и к нам не напрямую из Москвы, а садились для дозаправки на аэродроме недалеко от нашего Новосильского. Коровин мне показался опытным, серьёзным лётчиком. Разговоры вёл только о предстоящем деле в виде коротких инструкций и пояснений.
- Будешь держаться сзади, выше и левее меня. Ни в коем случае ниже и в хвосте,
Известно, что за вертолётом образуется спутная воздушная струя, Коровин напомнил случай, когда в ней перевернулся и разбился Ан-2. Куда уж мне лезть в эту круговерть на легкокрылом "Горизонте"? Это я уяснил себе.
- Знаешь, как садиться на лес?
- Зачем на него сади... Не сразу дошло до меня, что речь идёт об экстремальном, непредвиденном случае.
- Садись, как на обычную поляну, на обычное поле, макушки деревьев принимай за обычное поле, за траву.
- А дальше?
- Дальше, что бог пошлёт, будь готов ко всему.
- Всё понял?
- Яснее ясного.
Потом он назвал отмеченные в заявке на полёт запасные аэродромы. Полёт предстоял вне трассовым, по военной линии. Кроме Тулы там были ещё несколько запасных аэродромов.
Захожу на аэродром по самолётному, продолжал он.
- Третий, четвёртый развороты, глиссада посадочная, идёшь за мной.
- Понятно.
- Перед точкой выравнивания я ухожу в сторону, а ты завершаешь посадку.
Всё ясно, как день. Всем своим деловым поведением, уверенностью Коровин оказывал на меня успокаивающее, и в то же время, мобилизующее воздействие.
- Командир, что надо, думал я. Единственное, что мне не нравилось - слишком подгонял.
В качестве бортовой радиостанции мне сунули в руки небольшую коробку в чехле с примитивной гарнитурой. Радиосвязь предполагалась только с вертолётом, не более того. Я поместился с этим устройством в кабину "Горизонта" и, к досаде, после второй пробы в наушниках начало ужасно трещать, а затем заглохло всё напрочь. Пытались наладить -тщетно. Что делать? Коровин махнул рукой, мол, полетим без радио.
Если у тебя на борту будет что-то не в порядке, делай поочерёдные крены влево, вправо - маши крыльями, мы из вертолёта весь полёт будем наблюдать за тобой.
Всё! Время! - Коровин вытянул вперёд руку и пальцем показал на лесок вдали от аэродрома.
Видишь деревья?
- Да
- Взлетаешь, берёшь курс на эту цель, набираешь 200, я тебя догоню и пристроюсь впереди, справа.
Я пытался представить себе рядом летящий объект, да ещё таких размеров. В групповых полётах я до сей поры не участвовал. Да и ладно, всё бывает когда-то в первый раз.
Откуда-то наехали машины, мотоциклы, собрались любопытные. Первый секретарь райкома подъехал, сказал тёплые слова на прощание. Он у нас и раньше бывал, даже летал со мной. Увидел сверху невидимые с земли огрехи на посевах. Видимо по этому случаю принимал к местному начальству "меры", а мне пришлось потом перед хозяйственниками держать ответ - неужели не смог пролететь над хорошими полями? А где их найдёшь хорошие-то, посмотрели бы сами.
Всё, по машинам. Я уселся в кабину, бесполезную рацию бросил на бак. Прокричал положенное.
- От винта.

Мотор недовольно фыркнул, тряхнул, потом, как бы спохватившись, привычно зарокотал. Прогрев, опробование. Коровин и вся моя команда были уже в вертолёте, командир через окно сделал мне знак рукой - вперёд.
Я прибавил газ, самолёт послушно покатился к исполнительному старту. Вот двигатель на взлётном режиме, короткий разбег, отрыв, выдерживание над землёй для разгона. Энергичный набор высоты с одновременным разворотом в сторону указанного Коровиным ориентира. Убираю закрылки. Уже 200 метров, капот направлен на нужный ориентир. Осмотрелся, всё в порядке. Но где же вертолёт? Кручу головой направо, налево, смотрю вниз. Не вижу, нет вертолёта. С трудом преодолеваю желание развернуться, чтобы посмотреть назад - где же ты вертушка? Внушаю себе: дисциплина и спокойствие, был приказ - высота 200 и строго по курсу. Ждать!
Я скорее почувствовал, чем увидел. На земле это всё выглядит совсем не так. Громадная махина с откинутым хвостом и растопыренными лапами - шасси проплыла справа совсем рядом и, как бы, остановилась. Но только на мгновение, потом она беспричинно начала то проваливаться вниз, то подниматься до моего уровня. Меня это удивило и озадачило. Но вскоре я понял, что это не вертолёт ныряет, а мой самолёт, у меня появилось ощущение, что перемещение вертолёта как-то зависит от меня. Я легонько пошевелил ручку на себя - от себя. Точно. Вертолёт шёл как по натянутой струне, а я относительно него вихлялся вверх - вниз. Воздух удался абсолютно спокойным и мне вскоре удалось справиться с задачей вести себя в воздухе прилично.
Не всё сразу даётся. Если профессионала учат преподаватели, инструкторы опыту наработанному другими, сформированному в программы, правила и т. д., то любителю приходится нарабатывать его самому по ходу дела. Но уж то, что усвоено таким способом, то усвоено. Недаром есть шутка об абсолютно эффективном способе обучения котёнка плаванию: бросьте его в воду, если выплывет - научился, не выплывет - не обессудьте. Кстати свой первый в жизни самостоятельный полёт на одноместном самодельном самолёте, без всякого предварительного обучения довелось провести подобным образом. Тогда "выплыл". Всякие неожиданности и трудности в последующих полётах были на порядок проще.
Я быстро освоился со своим новым для меня положением в воздухе. Вертолёт впереди, справа и несколько ниже меня могуче размахивал своими лопастями. Когда он обгонял меня в начале пути, я увидел прильнувшие к иллюминаторам лица моих друзей, они воодушевляли меня своим присутствием.
Полёт протекает спокойно. Ровный гул двигателя. Любое моё желание по положению в пространстве немедленно исполняется. Никогда не перестаёшь восторгаться этим. Только управляя летательным аппаратом, можно ощутить в полной мере все шесть степеней свободы, существующие на этом свете. Тем не менее, помня предупреждения Коровина, я старался держаться относительно вертолёта в нужном месте.
Ориентир, на который я брал направление, уходя от аэродрома, давно оказался позади. Открывались новые виды. Предполётное волнение улеглось. Появилась и укреплялась уверенность, что всё будет нормально. Расстояние между Воронежем и Москвой я преодолевал многократно на автомобиле. Многое узнавалось. Вот Дон, затем Задонск, Елец. Впечатляющим оказался г.Ефремов. Такого большого количества дымящих труб, сконцентрированных на небольшом участке, я не видел с земли. А тут они все были налицо. Мы прошли около них совсем близко. Вдобавок, я зазевался и оказался ниже вертолёта, чем ввёл в волнение своих спутников, им показалось, что я нахожусь ниже труб и лавирую между ними.
Прошли и Ефремов. Заметил, как несколько выше под углом к нашему курсу пролетел Ил-14. Потом мелькнул Ми-2. Увидел нас, развернулся, видно из любопытства, некоторое время гнался за нами. Потом резко отвернул и быстро исчез в пространстве.
Вот Тула. Карты у меня не было. За временем следил по расходу топлива и часам. Тулу с другим городом я спутать не мог. Стела в районе автовокзала, с которого я много раз отправлялся в Воронеж, была хорошо видна. Топлива в баках ещё много, но скоро придётся садиться, так запрограммировал полёт Коровин. Я оглядывался по сторонам, на какой же аэродром устремится вертолёт? Но проплыла под нами и Тула. Дальше я потерял ориентацию. Сначала появились перелески. Они сменялись открытыми полями, потом надвинулся почти сплошной лесной массив. Почему не сели? Проходят ещё 10...20 минут, мы всё летим и летим. Внизу лес. Изредка меняем курс, причём поворачиваем и вправо и влево. Облачность закрывала солнце, поэтому я не знал даже, в каком направлении света мы перемещаемся, окончательно потерял ориентацию. Единственным моим островом надежды был маячащий впереди вертолёт. Я уже с ним свыкся, он мне представлялся доброжелательным живым существом. Жаль только, что ничего не мог мне сказать, объяснить, что происходит? А в общении я уже нуждался. Обещанное время до посадки истекло. Топлива мы заправили именно с расчётом на посадку.
Вертолёт всё летит и летит. У меня начинает нарастать беспокойство. Внизу лес, впереди будет неизвестно что и неизвестно когда. Топлива остаётся примерно на час. Где же эта промежуточная площадка? Почему изменился план? Не принимают на земле? Откуда в вертолёте взялся керосин, по расчёту он должен уже заканчиваться.
Смотрю по сторонам. Видимость отличная. Насколько хватает глаз - лес, лишь кое-где пересекаем автодороги. В моих баках ещё минут тридцать пять, сорок лёту, И всё. Куда мы летим и сколько керосина в баках вертолёта мне неведомо. Начинаю в уме всё считать, пересчитывать. Может быть дело в том, что я в угоду вертолёту немного прибавил скорость более обычной с самого начала перелёта, поэтому у меня пережёг, а у вертушки экономия? Но договорное время уже давно вышло. Назревает решение - оповещать командира Ми-8. Некоторое время я медлю в надежде, сейчас откроется поляна и вот он долгожданный аэродром.

Тщетны надежды. Всё без перемен. Сколько раз пожалел, почему не заправил баки дополна? Не было бы никаких проблем. Лети себе да лети за вертолётом. Но есть то, что есть. Больше медлить нельзя. Сесть можно только на аэродром, а где он ближайший?
Слегка покачал крыльями. Смотрю на вертолёт и жду, что дальше? Проходит время. От вертолёта никакой реакции. Курс не меняем, монотонно движемся в одном направлении.
Как потом рассказывали мои ребята, командир после моего сигнала позвал к себе в кабину кого-то из них и спросил, что это там со мной происходит? Объясняться с командиром взялся Иван Филиппович. Увидев недовольство на лице Коровина, он и сам, не зная причины моих сигналов, пытался смягчить ситуацию
- Он даёт знать, что всё в порядке.
- Ладно, летим дальше.
Ответа на мои сигналы я, естественно, не получил. Подумал - не заметили. Помедлив немного, заваливаю несколько раз самолёт вправо и влево на приличный угол, потом повторяю ещё и ещё. Мне кажется, этих маневров они не заметить не могли.
Действительно, вертолёт незамедлительно покачал как-то забавно туловищем. Это уже кое-что. Надеялся, что командир понял меня правильно, хочу произвести посадку срочно! Некоторое время ничего не менялось. Казалось, что время остановилось.. Я без конца смотрел то на часы, то на бензомер. Минут двадцать пять, тридцать у меня точно есть. Подсчитываю в который раз, по лётному времени мы должны быть недалеко от Москвы, если не меняли курс. Аэродромов под Москвой всяких много, где-нибудь да сядем. А вдруг мы совсем в другом месте? Смотрю на вертолёт, он мне кажется заботливо обеспокоенным, мол, потерпи немножко.
Вдруг довольно резкий левый вираж, я поспеваю сманеврировать, вертолёт плавно уходит вниз, мелькнула дорога. Смотрю вперёд, большая поляна, строения, какие-то знаки. Всё зелёное-зелёное и трава и лес и строения. Вертолёт, как может, выразительно изображает посадочную глиссаду по самолётному. Его жесты мне однозначно и абсолютно понятны - посадка. Снижаюсь за вертолётом, гашу до нужной скорость, выпускаю закрылки, всё внимание на перемещении вертолёта. Рассмотреть заранее место посадки не успеваю. Это меня не очень смущает, впереди опытный пилот, мне остаётся следовать за ним и всё. Вот вертолёт отваливает вправо. Это означает, мне пора выравнивать самолёт и приземляться. Смотрю вперёд, вниз на быстро приближающуюся зелень. Привычного посадочного "Т", флажков и других известных мне обозначений взлётно-посадочной полосы нет. Чувствую - теряюсь. Хотя понимаю, что подо мной аэродром. Во-первых, направление и место показал мне опытный лётчик-профессионал, во вторых, я успел заметить стоящие на земле вертолёты. Тем не менее, посадку совершить не решаюсь. Зелёное-презелёное поле, хотя бы следы накатанные на траве увидеть, обычно их сверху хорошо бывает видно. Ничего не находя из привычных атрибутов взлётно-посадочной полосы, даю взлётный газ, наддув двигателю, проношусь в нескольких метрах над полем. Пытаюсь как можно более подробно рассмотреть всё вокруг. Поляна быстро пронеслась и исчезла. В левом вираже набираю высоту, не убирая закрылков. После второго разворота, идя обратным курсом вновь пытаюсь разглядеть поле. Вижу постройки, военные автомобили, антенны, вертолёты и расположенные в непонятном порядке большие белые треугольники. Мой вертолёт-поводырь был теперь сзади меня справа и шёл на очень близком расстоянии. Связи нет. Мои сомнения он развеять ничем не может. Как бы хотелось обмолвиться с ним хотя бы словом!
Захожу снова. Опять эта нетронутая зелень. Беру чуть левее от линии первого захода. Показалось, что трава здесь как-то пониже. Привычное снижение. Наметил точку выравнивания. Скорость - высота - скорость, глаза читают с приборов так важную в данный момент текущую информацию. Всё, момент пойман. Убираю газ, создаю самолёту посадочное положение, слегка "задирая" нос. Поле - сплошная сочная зелень. Касание. Мощный шлейф воды от колёс вперемежку с водорослями, травой. Ощущение резкого торможения, самолёт стремится поднять хвост трубой. Как могу, пытаюсь противостоять этому. Короткий пробег, точнее "поплыв". Удалось не перевернуться на спину. Это уже хорошо. Колёс не видно, они полностью в воде. Из воды торчит обильная трава, кое-где кочки. Двигатель не глушу, он спокойно работает на холостом ходу Вертолёт тем временем удачно приземлился недалеко от построек. Там, видимо, командный пункт. Всё цело, всё обошлось. Сейчас ребята выскочат из вертолёта, прибегут ко мне и вытащат. Вертолёт стоит так, что его дверь обращена от меня в противоположную сторону. Около него кто-то есть. Но почему они не спешат ко мне? Неужели не видят, что я увяз? Минуту жду в надежде, что ребята очухаются, прибегут ко мне. Но происходит что-то непонятное. Разглядеть стоящих у вертолёта из-за значительного расстояния мне не удаётся, а они всё стоят и стоят. Не дождавшись, с чувством досады на своих недогадливых товарищей пытаюсь выбраться сам. Мотор ревёт, но тщетно. Слишком вязкая топь. Взлётный режим - только тогда самолёт чуть-чуть зашевелился. Пытаюсь направить его к более высокому, сухому месту. После многочисленных попыток мне всё-таки удаётся выбраться и далее рулить по направлению к вертолёту.

Когда я, ещё на ходу, разглядел стоявших, к своему удивлению, заметил у них в руках, автоматы нацеленные на наш вертолёт. Теперь стала понятна "недогадливость" моих спутников. Они сидели в вертолёте попросту заблокированные автоматчиками. Далее и мне последовала команда остановиться, заглушить двигатель и сидеть в кабине. Были тревога и недоумение. Может быть наше мероприятие авантюра всё-таки? Может быть перелёт и не санкционирован вовсе? Где Лопахин, Коровин?
Не имея возможности общаться, я сам успокаивал себя: мы на земле, все целы. С автоматами не немцы-фашисты, а свои советские солдаты. Разберутся. Надо ждать.
Потом приехал уазик. Из вертолёта забрали Лопахина и увели на КП, потом Коровина. Ждём...
Наконец, наши вернулись в сопровождении полковника и ещё двух офицеров. Нас разблокировали и приказали убираться восвояси. Как оказалось, этот аэродром только для вертолётов. В тот год была влагообильная весна, поэтому большая часть аэродрома была подтоплена. Я в суматохе забегал по полю, выбирая в высокой траве направление, по которому хватило бы расстояния для разбега и взлёта. Тут и там были кочки, и вода, вода... Треугольники, которые я видел с воздуха - знаки для вертолётов, а вертолёты, как известно, взлетают вертикально, без разбега. Я был очень занят поиском полосы для взлёта, но видел, что светлое время кончается, надо быстрее улетать, поэтому некогда и словом было обмолвиться с друзьями и командиром экипажа Ми-8. Крикнул только им издали, чтобы перелили бензин из канистр лежащих в вертолёте в баки моего самолёта.
Всё, больше некогда! Вертолёт уже раскрутил свои лопасти. Я ещё рулил между кочек, а он уже завис. Я чувствовал, как спешит командир. Что будет, если темнота застанет нас в воздухе? Вернее, что будет со мной?
Вот последний доворот, намечаю ориентир для разбега. Закрылки, стопор хвостового колеса, полный газ, наддув. Пошёл, будь, что будет! Самолёт вяло, как бы нехотя, шевельнулся, потом всё энергичней запрыгал, задёргался на кочках. Опять вода и брызги, но меньше, чем при посадке. Полной уверенности, что взлечу не было. Однако, скорость росла, брызгало и трясло всё меньше, но и свободного пространства до леса оставалось всё меньше. Преждевременно, не набрав достаточной скорости, отрываю самолёт от земли, он в воздухе, но тут же проседает, вот-вот коснется снова полосы, от которой с таким трудом оторвался. Я знал, если это произойдёт, взлёта не будет, будут дрова в быстро приближающемся лесу, Но нет, ура! Скорость нарастает, буквально в сантиметрах все три колеса проносятся над травой, не касаясь её.
Я в воздухе. Мотор уверенно делает своё дело. Перехожу в набор высоты. Где вертолёт? Вот он впереди. Скорее за ним. Несколько расслабляюсь. Неожиданно самолёт начало энергично трясти и подбрасывать. Первая мысль: ведь вечер, штиль, откуда это? В суматохе, второпях забыл о коварстве воздуха, который "бурлит" сзади и ниже вертолёта. Мгновенно меняю курс, чтобы выйти из опасной зоны. Всё успокаивается. Пристраиваюсь на своё "законное" место у вертолёта. Почему-то посмотрел на колесо своего самолёта, оно спокойно "плыло" в воздухе высоко над землёй и уже давно высохло.
Через считанные минуты полёта внизу всё чаще стали появляться строения. Ещё несколько минут и впереди открывается громадный город. Москва. Мы вышли на московскую кольцевую автодорогу и двигались над ней по часовой стрелке. Справа величественная панорама столицы. Предзакатное время. Солнце приглушено высокой облачностью. Видимость прекрасная. Впечатляет Останкинская башня, которая значительно выше нашего полёта. Любуюсь открывшейся панорамой. Потоки автомобилей -снующие пестрые букашки всякие: побольше которые - грузовые и фуры, поменьше - легковые. Там у них инспектора, посты ГАИ, помехи, светофоры и пробки, а тут красота, простор. Я увлёкся созерцанием, поэтому для меня оказался неожиданным резкий маневр вертолёта. Он сначала устремился вправо, направляясь в сторону центра города, затем сделал левый разворот и начал снова изображать для меня посадочную глиссаду. Впереди внизу громадное зелёное поле. Абсолютно понятная взлётно-посадочная полоса, на которую я прямёхонько был заведён вертолётом. Одно было непонятно, увиденное не было похоже на Долгопрудное., но то, что Коровин пригласил меня на посадку, несомненно. Значит садимся. Мягко приземлился у "Т". Аэродром большой, надо было бы с перелётом сесть. Уж долго потом пришлось двигаться на колёсах, крылья-то на что? Наконец, добрался до боковой рулёжной дорожки. Какой-то парень невдалеке запускал моторную модель самолёта.
Это было Тушино, аэродром Тушино. Тёплый, тихий вечер. Вертолёт уютно устроился среди других своих собратьев. Как теперь стало ясно, это был его "дом", вертолёт был Тушинский и экипаж тоже.

В Долгопрудное мы не полетели. Последнюю информацию я пытался получить встретившись с экипажем и своими товарищами. Говорили все наперебой. Со всех схлынуло напряжение, сменилось суетой. Все что-то объясняли, размахивали руками ходили туда-сюда. Я услышал, меня куда-то зовут. Оказывается, на КП и побыстрее. Не успев ни в чём разобраться, я предстал перед какими-то начальниками. Они у меня спрашивали полётный лист, ещё что-то непонятное мне. Я отвечал не впопад, документов у меня никаких не было. Ещё о чём-то пытали меня, но всё безуспешно. Вполголоса немного посовещались и, как показалось мне, главный из них манул безнадёжно рукой - иди, мол, отдыхай, сами разберёмся. Когда я вернулся к своим и рассказал о посещении КП, Сергей Иванович, он бывалый автомобилист, пошутил. - Они, что, права и путёвку спрашивали? Все дружно рассмеялись.
Наступили сумерки. Наш самолёт оставался на лётном поле, его нужно было охранять. Кому остаться? Повисла неловкая тишина. Все устали, всем хотелось отдохнуть в цивилизованных условиях. Обстановку разрядил Власов, он вызвался добровольцем.
Мы подались на метро, затем на электричке доехали до Долгопрудного под предводительством Лопахина.
Только в электричке мои спутники рассказали о неизвестных мне подробностях перелёта. Ещё на середине пути из сеансов радиообмена экипажа вертолёта с авиадиспетчерами стало ясно, что Долгопрудное нас не примет. Оставшиеся там без Лопахина организаторы салона оказались слабы перед другими руководителями-перестраховщиками и, испугавшись ответственности, отменили мероприятие.
Приказали садиться в Тушино. Вертолётчики тщательно пересчитали возможности по топливу, ведь путь сокращался теперь, и убедились, что его хватает без дозаправки, о чём, естественно, уведомить меня не могли.
Военный аэродром, вернее "вертодром", на который нам всё-таки пришлось садиться, стоял, как и другие, в плане полёта запасным. Но рабочее время к нашему прилёту там закончилось, нужные службы для приёма воздушных судов уже не работали. Поэтому посадка получилась самовольной. Находившиеся на аэродроме дежурные увидели маленький самолёт, внешне похожий на "Цессну" Руста, за ним гонится по кругам Ми-8 со звёздами. Приняли меня за нового закордонного нарушителя, поэтому после нашей посадки приняли известные вам меры предосторожности и сообщили куда надо.
Прибыло начальство, слава Богу быстро разобралось и отпустило нас.
Переночевали мы в скромной гостинице. Утром за нами заехал Лопахин на маленьком автобусе "Кавзике". Мы ехали по Долгопрудному и видели афиши, возвещающие об авиасалоне, который так и не состоялся. На этом же автобусе въехали на Тушинский аэродром прямо к самолёту, нас встретил Власов, ночевавший в кабине нашего маленького "Горизонта". Тут же объявился Коровин с возмущённым вопросом
-Вы ещё не готовы? По прогнозу на пути грозовой фронт после 13 часов, а ему ещё сегодня возвращаться в Москву. Быстро начали сливать бензин из "Кавзика" в канистры и заливать в самолёт. Позавтракать мы так нигде и не успели. Сергей Иванович проявил заботу - тянет за руку, пойдём, пойдем, успеется, у него чёрная походная сумка. Тут же между самолётом и автобусом садимся на траву, Сергей достаёт из сумки хлеб, варёную курицу. Я нервничаю, самолёт осмотреть нужно, двигатель опробовать, а он своё
- Перекуси, работа небось подождёт, сколько часов тебе ещё предстоит в небе болтаться!
Я сдаюсь, уминаем курицу. Подбежали москвичи, авиалюбители. Что-то галдят, спрашивают. Я пытаюсь отвечать, давлюсь едой, некогда! Сергей пытается оградить
- Дайте человеку поесть спокойно!
Просят, прежде чем улечу, сделать круг над аэродромом, помахать на прощание крыльями.
- Ведь тут у нас Центральный аэроклуб страны. Здесь когда-то сам Чкалов летал и сколько других авиа знаменитостей. Все собеседники доброжелательны, приветливы. К сожалению, на разговоры времени нет, вон снова бежит Коровин.
- Летим, летим! Если не взлетаем через 15 минут, не выпустят по погоде. Бросаю еду, наспех осматриваю самолёт. Всё в порядке. Двигатель, как бы повинуясь нашему порыву, запустился немедленно. Коровин показывает на высокую трубу, возвышающуюся по ту сторону окружной дороги.
- Набираешь 200 метров и идёшь на трубу, я пристроюсь. Взлетаю, но на этот раз отступил от Коровинского наставления, и выполняю просьбу оставшихся на земле единомышленников москвичей делаю круг над аэродромом. Это действительно святое для отечественной авиации место. Посчастливится ли мне ещё полетать здесь, полетать в этом воздухе? Круг завершён, высота 200, впереди по курсу нужная труба. В синеватой дымке под полуденным летним, ярким солнцем простирается Москва. Баки полны, мотор рокочет ровно, уверенно. Обратный путь оказался проще. Грозовой фронт не состоялся. Приличная болтанка слегка, конечно, напрягала меня, но не мешала любоваться окрестностями, подмосковными пейзажами - разнообразные хитроумные сплетения рукотворных объектов с естественной природой. Кончились леса, спокойней стал воздух, болтанка почти уже не ощущалась. В конце пути, когда я стал узнавать знакомые места, сориентировался, дал полный газ, обогнал вертолёт и самостоятельно вышел на свой аэродром. Я видел, как на полосу заходит химический Ан-2. Он приземлился первым, я за ним. Потом на земле, на рулёжке он развернулся не по штатному, чтобы приблизиться ко мне. Через открытое окошко его кабины я видел, как пилот, весело улыбаясь, делал мне приветственные знаки.